Максимально уставший Сатору стал искать путь к любому отелю, что попадётся ему по пути, Узумаки был максимально сонный, и хотел спать, а потому, тот отправился в сторону отеля, после того, как Сатору расспросил жителей о том, где находится ближайшая гостиница, где он сможет восстановиться, и прожолжить выполнять миссии, но пока что только D ранга, а позже и C.

Подлунная утопает во мгле. Уличные фонари еле бдят, внимая ночным кошмарам и придыханиям ветра. Подрагивает на свету лик идущей. Наглыми линиями ложится на брусчатку графитовый однотон короткой тени, что ловко уползает вслед за носителем, огибая пришпиленные к тверди призраки скамей и мусорных баков. Обезличенное очертание вслепую скользит под арками, ныряет из переулка в переулок, но неизменно упирается в ребро отсекающей длани там, где фонари работают неисправно.

Всполошённые мысли опрометью убегают вдаль, минуя версту за верстой, где ещё не сыскала опору нога. Туда, где лохматыми облаками поднимаются верхушки деревьев с прижившейся среди ветвей паразитарной омелой, где клинышками иллюзорной ограды простаивают крыши домов, где угольная пропасть горизонта так некстати близка. Простые формы пересекаются с невежеством линий, однако устоявшаяся монотонность движений от этого ничуть не страдает. Она всё ещё прослеживается в беспечности размеренно-ровного шага, хоть мыслью уже далеко. 

Ниспадают на плечи пряди волос. Порывистый ветер треплет подол ципао. Шалый диск луны предает бездумному размену кипенное благородство цвета за целлулоидный блеск, тяготящую взор желтизну и кракелюр вдобавок - картину маслом, дешёвку, далёкую от идеала. Впрочем, неважно. Поверх лихого сумеречного полотна обозначается залом - молния делит небо пополам. Она срабатывает, как вспышка старенького фотоаппарата, в секунду-другую проливая яркость на дремлющую окрестность. 

Густая шевелюра розовых волос чуть покачивается - назад запрокидывается голова. Взор ясных очей устремляется к сводам с перламутровой россыпью одиночных звезд, затравленной луной и полосой света, возникшей из ниоткуда.

Этот момент неспособен сгладить углы и упорядочить сумбурность минувшего дня, однако Сакуре почему-то хочется задержаться и запечатлеть его в памяти, раствориться в мгновении до того, как разверзнутся небесные хляби.

Ресницы подрагивают, когда щекочущая сырость первых дождевых капель касается молочного бархата щеки и скатывается вниз. Холодно, скупо - краткость описанного сжата до двух наречий. А больше зачем? Лживая параллель не имеет ничего общего с опьяняющей горечью слёз, накативших внезапно и искренне. Тем не менее, подложная условность всё ещё ранит, откликается на зов щемящей тоски за грудиной, изнывает по чему-то забытому, чему-то важному…. Когда-то, но не сейчас... а быть может сейчас и всегда…

Почём зря ветвями хлещет ветер. Вповалку стелются бутонами цветы. Утробный рев небес ударно проносится по округе: множится раскатисто и шумно, вторит в ушах о приближении стихии. Шелковая бахрома ливня шалью покрывает девичью голову, забеливая видимое пространство впереди. Харуно поспешно прячется под навесом одного из зданий. 

Спокойно и не спешно проходя по улицам Конохи, парень все не переставал подбрасывать монетку и в мыслях, каждый переворот, «считать» по-своему. Круговорот событий, не раз влиял на сознание юнца и часто отвадил его, куда-то в сторону. Победы и поражения, часто на него так влияют, но стараясь находиться более в приподнятом состоянии, нежели чем в подавленном. Но даже сейчас, ему было не по себе, как вдруг, последний переброс монеты, мысленно прочитался как – «Живой!» - погрузившись полностью в уныние, Вэй, приобрел надежду, на светлое будущее и на иной исход ситуации, пусть и не уверено, парень начинал снова приходить в себя, малыми шагами, он всё ровно протопчет себе путь к нечто иному и желанному.

Покинув уже так полюбившееся парнем заведение "Ичираку Рамен", тот оказался в центре деревни скрытого Листа, и стал искать путь к зданию пункта выдачи миссий. Сатору, найдя нужную дорогу, побежал в сторону пункта назначения, что бы получить наконец-то награду за две выполненные им же миссии D ранга.

Солнечные лучи щедро заливали улицы Конохи, играя бликами на черепичных крышах и витринах лавок. День выдался на удивление теплым и спокойным, и город жил своей размеренной жизнью. Торговцы зазывали покупателей, дети бегали по улицам, наполняя их смехом, а шиноби, как всегда, спешили по своим делам, оставляя за собой лёгкий шелест плащей.

Джину вышел на главную улицу, сливаясь с потоком людей, но всё же оставаясь в стороне, будто наблюдатель, случайно затерявшийся среди прохожих. Его длинная темная мантия скрывала фигуру, а на спине, почти незаметный, тускло выделялся герб Учиха. Под её складками в ножнах лежал его клинок — изломанный, практически бесполезный. Раз за разом он мысленно возвращался к этой мысли: давно уже пора его заменить.

Он двигался медленно, не торопясь. Город жил своим привычным ритмом, но он не спешил быть его частью. Ветер доносил до него обрывки разговоров: кто-то обсуждал поставки в оружейные лавки, кто-то рассказывал о новых миссиях, а неподалёку старик-торговец оживлённо спорил с покупателем о цене травяных настоек. Всё это создавало фон, но не трогало его.

Он сворачивал в нужные переулки, безошибочно следуя к своей цели. Маленькая оружейная лавка находилась на одной из менее людных улиц, чуть в стороне от главной торговой линии. Там он уже бывал прежде и знал, что внутри его ждёт именно то, что ему нужно.

Однако, когда он приблизился к нужному месту, его внимание привлекло кое-что ещё. Чуть дальше, на противоположной стороне улицы, он увидел знакомый силуэт розововласой девы. Она стояла, разговаривая с кем-то, её волосы слегка развевались на ветру. Даже спустя годы её сложно было спутать с кем-то другим. Они учились вместе в академии несколько лет назад, но не сказать, что часто общались или сражались вместе. Однако память цеплялась за лица, особенно такие.

— Давненько я её не видел. Сколько времени прошло? Год? Два? — смещая руку к своему подбородку задался вопросом Джину, вместе с тем понимая что уж больно долго он пялится в её сторону, вызывая к себе излишнее внимание. Интерес? Ностальгия? Нет. Скорее, простая привычка анализировать окружающих, отмечать тех, кто когда-либо пересекал его путь. Если, само собой, это всё не было ложью самому себе, ведь эта особа достаточно хорошо закрепилась в памяти юнца из клана Учиха. Секунда, и он вновь сосредоточился на своём деле. Разворачиваясь к двери оружейной лавки, расположив свою правую руку ровно на ручке ведущей внутрь. Однако, заходить он не спешил, резко погрузившись в свои мысли еили же.. ожидания?

Девушка покинула резиденцию и, отправилась прямиком в сторону отеля, где она могла хорошенько поспать и набраться сил, ведь теперь на неё, как на новоиспеченного чунина Конохи явно будут положены серьезные и тяжелые новые задания, которые помогут юной девице заручится ещё большим доверием на своем пути к становлению Хокаге!

После этого поста Сарада вырастит...

После успешного завершения первого задания, связанного с охраной ворот, Сатору направился в ичираку рамён, где ему так же нужно будет отработать свою смену, все условия выполнения задания описаны в свитке, так что, задание явно не будет сложным для парня, если тот не рукожоп, или ногопись. Сатору побежал в ичираку.

Тишина, что наступила после сказанных им слов, была подобна паутине. Она не давила, не угнетала, но и весела в воздухе, словно ожидая, что кто-то осмелится её разорвать. Его голос, монотонный и грубый, выбивал всё внимание, заставляя сосредоточиться только на нём, а всё остальное — размыть, опустошить. Превратить в призрачное «ничто». Бледные, как лунный свет, глазницы, скользнули по его фигуре, но не для того, что бы оценить или осудить, а скорее, что бы найти в нём отражение тех же вопросов, что терзали и её саму. Но в нем лишь читалось извечное «презрение». Презрение от человека, чья сила строится лишь на чувствах и эмоциях. Презрение к тем, кто лишён права выбирать свою судьбу.  Извечный парадокс, заточенный годами в проклятие.  Возможно, именно осознавая этот факт, Хината относилась к подобным высказыванием более спокойно, уже не пытаясь найти оправдания. В них просто не было смысла. Да и столь горделивая персона, навряд-ли попыталась бы её услышать. 

— Наследница…  — тихо прошептала она, словно про себя. И это слово, подобно камню, брошенному в воду, вызывало рябь в её сознании, пошатывая и так хрупкую эмоциональную стабильность из стороны в сторону. «Наследница» - это просто бремя. Цепи, что невидимы, но вполне себе ощутимы. А клан – это своего рода «крепость», возведённая из правил, догм и ожиданий, и она – лишь очередной кирпич в этой вечной постройке. Когда-то это слово имело отклик где-то внутри неё, но благо дело в последние годы та была лишена подобной привилегии, опускаясь на ступень ниже к обычным смертным,  — Это уже не относится ко мне. 

Судьба. Она куется из тысячи мелочей. Из уроков, преподаваемых с самого детства. Из взглядов, полных ожиданий. И тихих вздохов разочарования, когда оступаешься. Она не готова была неси эту ношу, от чего и просто сломалась, став лишь одним из тех самых «инструментов», коих используют для защиты наследия. Хрупкая, слабая. Бесполезная. Из раза в раз вырывая частицу себя, она попросту запуталась в собственных убеждениях, оставаясь лишь важным, но вполне себе заменимым кусочком этой «основной» иерархии.

 Учиха же был свободен. Он не был скован цепями традиций и не был заложником чужой воли. Его стремление к власти и силе было осознанным, личным выбором. И куноичи, наблюдая за Мадарой, чувствовала, как в её груди разгорается тихая, но жгучая зависть. Она, подобно птице в золотой клетке, могла лишь наблюдать за ним сквозь прутья своих обязанностей. Её свобода была иллюзией. Миражом, что растворяется при каждом шаге в сторону от предначертанного пути. А он… был воплощением той воли, о которой Хьюга могла только мечтать. 

— Быть может и тяготит, Мадара-кун, — её голос прервал тишину, но теперь в нём звучала легкая дрожь, как будто она говорила о чём-то очень личном, — Но я не могу просто так сбросить эти цепи, как ненужный груз. Они – часть меня. Как и часть каждого представителя клана Хьюга.  И если я когда-нибудь освобожусь от них, то только тогда, когда найду в себе силы нести их, не чувствуя тяжести… 

Последние слова были сказаны весьма тихо, будто обрывая конец своей речи безмолвием. Она сказала слишком много, и только осознав это, её щеки слегка порозовели, а голова опустилась вниз. Пустой взгляд проскользил к улице, а мысли затуманились, стараясь оградить себя от того, что девушка ненавидела в себе. Да и собственно говоря, в её речах не было ни капли высокомерия или надменности. Ей просто хотелось поделиться тем, что она чувствует. Хотя бы с кем-то, кто не осудит, но и не ожидая, что её в этом поймут. 

— А Вас, Мадара-кун, не тяготит ваша ноша?  —спросила она, поднимая глаза и встречая его взгляд. Вопрос, что казалось был весьма странным, словно та пыталась найти в нём слабость. Ту самую цепь, о которой гласил оный ранее, ведь даже самый свободный «ветер», когда-нибудь встречает преграду, — Вы ведь тоже обязаны перед «кем-то». Разве нет? 

На удивление, оказавшись быстро, на главной улице, Вэй решил сбавить шаг именно сейчас, поправляя свои локоны, как копоть, черных волос под повязкойОдежда: Протектор Конохагакуре, создавая себе тем самым комфорт, задумывался о дальнейшей судьбе и участи своей жизни и хода действий.

Мыслей и их сплетений с нитями интереса, было достаточно много, особенно в ночное время, парень погружался в думы, раздумья. Как правильно поступить так или иначе, куда лучше податься отдыхать или работать. Ночь, была прекрасным временем и «другом» в таких делах.

Сомкнув руки в замок, Вэй проходил дальше, наслаждаясь этим мгновением своей жизни с улыбкой.

Велегласный гул людской ватаги стих для него в одночасье, слова, что артиллерийской канонадой прошлись по его барабанным перепонкам и слуховым косточкам, заставили отринуть от «непревзойдённой» актёрской игры и «филигранного» сценического искусства. Кто же мог преступить его самобытную индифферентность, фамильярно вторгнуться на его частную орбиту, экспромтом предпринять попытку завести диалог… начав с незамысловатого и столь банального приветствия, но, нужно отдать должное, довольно-таки учтиво, деликатно и в рамках актуального этикета. Новый любозритель, коего скорее более интересовала персона мужчины, нежели несуразный скетч, что демонстрировали малочисленным массам, присутствующим здесь и сейчас.

Она? Действительно.

— Ну надо же, непосредственный наследник наивысшего чина клана Хьюга… и даже без свиты. — брошенная в ответ ирония, но без чрезмерно глумливого зубоскальства, размеренный полуоборот головы, его всеобъемлющие зеницы вертикально прошлись по новообразовавшейся пред ним фигуре, с ног и вплоть до черепной коробки, на долю секунды установив прямой зрительный контакт.

Кого-кого, а уж столь значимого для своего рода субъекта он здесь увидеть никак не ожидал, тем более, в сей час и без надлежащего сопровождения.

История взаимоотношений двух великих кланов тянется ещё с периода Сэнгоку. Нескончаемая вереница безжалостных баталий, что окропили тёмно-алой материковый грунт. Смерть. Тысячи и тысячи унесённых жизней, что канули в лету, а их посмертная слава — забвение. Непрекращающийся круговорот насилия, жестокости, убийств, человеческого безразличия и жестокосердия, изуверства и непомерной злобы. Праведная ярость и бесчеловечная нещадность. Жертва. Отстаивая, оберегая, защищая кого-либо или что-либо, ты обязательно должен чем-то пожертвовать. Смиренность. Принятие и осознание факта того, что покуда на земле обитают люди, то сей порочный круг разорвать не удастся, таковы теперешние реалии и нынешняя явь.

Там где есть свет, всегда будет и тьма. Неизменные, беспеременные спутники, что извечно шагают нога в ногу.

Занавес. Поколе одни рискуют и жертвуют, другие лишь убирают фигуры с шахматной доски, размениваясь пешками. Игра, где на кону человеческие судьбы. Доколе одни проливают кровь, другие лишь восседают в овальных кабинетах. Вековечная борьба, ставшая прозаичным каноном. Одни жаждут силы, другие уже ей обладают. Мера и непомерность.

Представители и выходцы рода Учиха многажды доказали, продемонстрировали свою силу и боевой потенциал, необузданную, неукротимую мощь, что даруют им их «проклятые» очи. В то время как одни на поле брани утопали в крови, другие поджав хвост безучастно держались в стороне, сосредоточившись на защите своей крови и мнимых, обветшалых, архаичных традиций, истово следуя догмам и ретиво пытаясь их не нарушить. Одни ценят силу и дают волю аутентичным, непритворным эмоциям, а другие же ценят аподиктическую иерархию и безукоризненную дисциплину. История параллельных судеб, кои так или иначе вынуждены пересекаться.

Мадара сознательно проигнорировал поставленный ему вопрос, посчитав, что оный вовсе не нуждается в ответе. Несообразно было полагать, что он здесь ради какой-то дешёвой сценической мишуры, которая может удовлетворить лишь скудоумного, притворного эстета. Он вновь бросил взгляд на сцену, где неумелые лицедеи уже сворачивались, второпях собирая реквизит и брошенную аудиторией наличность.

— Иной раз бывает столь тесно в родовых стенах, не правда ли? — баритон его голоса едва изменился, развязная, фривольная манера речи, ему были чужды всякого рода условности, хотя и бестактным и неучтивым назвать его тоже было нельзя, ведь манеры — лицо мужчины. Он инертно вытянул руки перед собой, раздался характерный щелчок мелких суставов пальцев. — Вы, Хьюга, исконно закованы в нетленные цепи собственных традиций. Разве тебя это не тяготит… или тебе удобнее думать, что так и должно быть?

Разящий град вопросов, подобный шквалу, что обрушился на безмятежную, тихую гавань. У него не было интенции получить от неё прямой, проникновенный ответ, скорее, куда более любопытно понаблюдать за реакцией и тем откликом, что могли вызвать прозвучавшие мгновенье назад слова. Учиха наконец повернулся к ней, он ощутил, как под ногами скрипнул рыхлый гравий, в данный момент он являлся тем, кто цинично разорвал эту зыбкую ткань иллюзий, ложных представлений о социальной куртуазности и обходительности.

Мир. Люди. Скорбные, детерминистические стремления, мелочные интриги, тщетные попытки вырваться за пределы собственной ничтожности. Люди, что кичились своей волей, непоколебимым духом, были лишь марионетками обстоятельств. Они наивно полагали, что могут изменить судьбу, но в конечном итоге двигались по заранее намеченным траекториям, ведомые своими слабостями и страхами. «Светоч надежды» — безнадёжные, отчаянные мечтатели, всецело уверовавшие в дружбу, долг и благородство, они думали, что если изрекать красноречивые словеса и слепо сражаться за идеалы, то их усилия обретут вес, смогут сдвинуть тот самый камень преткновения. Персональные парадигмы, не более.

Занятно, что именно в сей момент сама планида или же насмешливая рука мироздания подбросила ему неожиданную забаву. Возможно, сейчас она станет именно той, кто сможет встряхнуть его сознание, завладеть вниманием, заполнить моментную пустоту. Порой универсум, будто язвительный игрок, подбрасывает фигуры на доску, не спрашивая, не считаясь с позицией участников. То, что было доселе бесцветным, мерклым полотном, внезапно обретает новые краски, на нём появляются очертания нового намерения, новой сюжетной перипетии. Она появилась столь нежданно-негаданно, но в её появлении чувствовалась какая-то необъяснимая закономерность, словно заранее разыгранная сцена, поставленная по ирреальному сценарию.

Даже безграничному, беспорядочному, исключительному хаосу свойственна гармония, ведь одно может порождать другое. Мадара был пылким сторонником того, что хаос является катализатором изменений, той необходимой, движущей силой, что способна разорвать старые, устаревшие структуры и положить начало новым, той силой, что ломает заржавевшие оковы, а гармония — закономерный результат.