На тенистой и влажной улице, вопреки жару полуденного солнцепека, где каждое дуновение разносит мистерию давно увядших лет, простирался паноптикум — хранилище истории всевозможных видов искусства, таящее в своих белокаменных объятиях обширную летопись прошлого, как кровавого, так и более человеколюбивого. Величие и изысканность фасада, обрамленного колоннами с рукотворными горельефами Кои, раскрашенными золотом, наверняка внушали всяк сюда входящему благоговение и трепет перед предстоящей встречей с культурным сокровищем. Здесь, где каждое ваяние имело статус национальной святыни, таяли величественные картины, уникальные по своей задумке и работе скульптуры, драгоценные реликвии и их не менее дорогостоящие реплики. Но, в глазах, видящих смысл и значимость несколько в иных вещах, весь этот натянуто-сказочный антураж не мог воззвать к интересу. Этим глазам с самого рождения было плевать на все, что не касалось их несбыточных грез.

Тяжелая дверь из темного дерева, отделанная резными узорами и вписанными символами, тихо скрипнула звонким эхом, отступая перед великолепием залы и впуская в ее недра холод и безразличие на белоснежном лице никем нежданного визитера. Молодой юноша в изрядно затрепанных одеждах, своей наружностью достаточно неприличных для торжества этого места, мягко прошелся по открывающей зале, встречая на своем пути диковинного вида фонтан. 

Сблизившись с водной рябью в мраморной чаше, Кагуя невольно замер, соприкасаясь взглядом с зеркальным отражением собственного лица — бледным, холодным, чрезмерно спокойным и безразлично ко всему мертвым. Яркий малахит в глазах светил блеклой краской, и он ожидаемо не увидел в них ничего, кроме всеобъемлющих тоски и пустоты — необъяснимых, больных, выворачивающих наизнанку и пробирающих до самых костей, тихонько зияющих обреченностью на вечное одиночество. И казалось, если бы он заглянул значительно глубже, туда, где по чужим заверениям люди несут в себе нечто, что именуется «душой», лишь бесконечные метания между добродетелью и непостижимой судьбой открылись бы его бесстрастным зеницам, с липкой паутиной отчужденности и хлада. Но, вопреки юности своих лет, Кимимаро уже не раз прочувствовал на себе, что его имманентное равнодушие — это всего лишь отражение безразличия мира к его поискам.

Тихий гул звонких восторженных восклицаний, неизменно приближающийся откуда-то со стороны, вошел резким клином в круговерть мыслей и чувств, в коих он имел все риски утонуть, утратив свою первоначальную цель. Его взгляд резко скользнул в сторону — на небольшое скопище людей, ведомых экскурсоводом, сплошь состоящее из почитателей искусства, то и дело облизывающихся на неистощимые кладези былого.

Подобные любовь и привязанность, восхищение и обожание к неодушевленным предметам казались куда больше, чем простой странностью. Казались каким-то глупым самообманом… Ведь почитание прежде всего выражается пользой, кою ты можешь оказать, а обычные вещи лишены такой привилегии — им безразлична твоя забота. Ему, как человеку совсем иного мира, текущее окружение доставляло только один дискомфорт, но больший неуют он ощущал от тяжелого взгляда человека со стороны, что все то время стоял у стойки и нервно перебирал пальцами широкий рукав серого хаори, буравя взглядом странного посетителя в местами грязной и драной черной накидке.

Юноша перевел взгляд на своего наблюдателя и не торопясь двинулся в его сторону, вынуждая того сделать то же самое.

— Извините, юноша… Извините! — залу неожиданно пронзил мягкий, даже с долей нежности женского тембра, но вопреки мужской, голос. Во взгляде шатена в округлых очках отчетливо выражалась смутная тревога, будто навеянная мыслями, что приблизившийся к нему паренек — всего-навсего мерзкий оборванец, кой осмелился нарушить границы святыни искусства только для того, чтобы согреться или же выпросить у посетителей пару тройку монет на горячительное.

— Мое имя — Кимимаро. — приглушенно произнес пепельноволосый, первым же своим словом пытаясь выказать некое беспокойство чужому несчастью, но эффект произошел совершенно обратный — интонация как всегда несла в себе лишь безразличие и холод. — Меня прислали по вашему запросу… Я буду Вам полезен. — Кагуя коротко блеснул железной пластиной налобного протектора, висящего на его поясе, как доказательством того, что является никем иным, как шиноби этой скрытой деревни.

Управляющий мгновенно переменился в лице, потускнел взглядом, закрывая былое отвращение искренней печалью. Он видел, как мужчина старательно пытался проглотить этот эфемерный комок грусти и тоски, стремился содрать предательски налипшую на голос горечь. Но, его действия говорили за него куда лучше, чем простые слова — он поспешно вынул из-за пазухи хаори фотографию с изображением какого-то броского, невообразимо ненормального и огромного своими размерами куска металла с длинной рукоятью на тыльной стороне.

— Давайте обойдемся без формальностей, — рука в совсем легком треморе протянула юноше фотографию, кою тот не сразу, помешкав на пару мгновений, но все же принял в свои тонкие пальцы, — Перейдем сразу к делу, ведь на кону стоит честь и достоинство этого музея, а также один из ценнейших экспонатов. Кроме того, я рассказал вашим все, что мне известно. Эти негодяи мало того, что устроили дебош в храме искусства, так они еще и… — порывисто пронаблюдав, как генин с особым вниманием рассматривает снимок, он раздался тяжелым вздохом, — Украли важный для нашей истории реквизит. И этот реквизит далеко не простая железка… Это… Это бесподобное, чарующее и опасно красивое наследие нашего народа, которое говорило голосом наших предков через само… время. Это Кубикирибочо. В народе, между прочим, его называют «обезглавливателем». Частичка истории из железа с округлой выемкой у острия и вырезом в виде полукруга на лезвии ближе к рукояти. Его ни с чем не спутаешь. — мужчина наигранно выдохнул, поправляя очки на переносице, явно довольствуясь собственными знаниями, — Но, конечно же, это всего лишь реплика настоящего. Однако ценности для нашего музея она имеет не меньше, чем подлинник для признанного мечника.

Очертив глазами меч последний раз, Кимимаро протянул снимок назад. И по желанию этого странного мужчины, без формальностей, сделал шаг в сторону выхода, не обронив ни единого слова. Вряд ли чрезмерно эмоциональный воздыхатель истории мог поведать что-нибудь еще. А подобное оружие не унести тайно в кармане — заприметить такие размеры способен даже слабый зрением. Юноша не придумал ничего лучше, чем просто спешно обыскать город. И он исчез с этой мыслью в легком прыжкеКонтроль Чакрыchakra(10) , уже за дверями этого странного места.

Примечание для историка: Ввиду отсутствия каких-либо зацепок и способностей персонажа, кои позволили бы разыскать НПС по запаху или же сенсорикой, начинаю поиски с Улиц Тумана, как ближайшей локации. На каждой локации на успех был брошен кубик с шансом в 50%.

Волею куба НПС будут найдены в локации — Парк.