
Треск воздуха был подобен предсмертному вскрику мира, когда пространство разорвалось, и в его разломе, в затяжной белой вспышке, появились две фигурыПолет Бога Грома
Внутри него что-то взорвалось. Что-то тёмное, от чего разгорелись клыки ярости. Он ощущал, как вены под кожей надуваются от нарастающего давления, а сендзюцу-чакра словно ядовитый туман заполнила каждую клетку тела.
«Идеальное место для тебя...»
В голове Рюсена один за другим вспыхивали образы: как он медленно подходит к Сатору, как его ладонь обвивает тонкую шею мальчишки, вжимая позвоночник в землю. Как тело мальца судорожно дёргается в последних конвульсиях, захлёбываясь шёпотом мольбы. Как его глаза – эти юные, наивные глаза, тускнеют под рукой Змея. Как он оставляет его здесь, среди камня и праха, навсегда стерев с лица земли своего провала. Ему представлялось, как его пальцы пронзают ребра Сатору, медленно, изощрённо, выдавливая кровь наружу тёплыми ручьями. Как он рвёт мышцы и сухожилия, слушая, как мальчишка скулит, как жалкая собачонка, в последние минуты жизни. Как он выдавливает последний глоток воздуха из его лёгких, чувствуя под ладонью угасающую вибрацию дыхания.
Рюсен шагнул вперёд. Один раз. Потом ещё.
Его ШаринганШаринган
Он был змеёй в обличии человекаСила Белой Змеи
«Ещё шаг. Ещё мгновение. И я закончу это...»
Его пальцы чуть подрагивали от предвкушения. В голове рождались новые, более жестокие картины расправы: как он медленно ломает мальчику позвоночник, позвонок за позвонком. Как вытаскивает кишки наружу, заставляя Сатору захлёбываться в собственной крови. Как вонзает пальцы в его грудную клетку и вырывает сердце, всё ещё бьющееся.
«Это место идеально подходит тебе...»
Но пока его тело медленно приближалось к Сатору, где-то в глубинах разума, словно капля воды в раскалённое масло, падала одна единственная мысль:
«Ещё можно остановиться...»
Ещё можно. Но с каждой секундой, с каждым шагом это «можно» становилось всё более призрачным. Всё более невозможным. Он почти почувствовал, как его пальцы смыкаются на хрупкой шее мальчишки. Ещё миг и Рюсен сделает то, о чём будет сожалеть. Или не будет. Пока же он был всего лишь безмолвной тенью, что скользила через кладбище, неся с собой гибель. Его аура, насыщенная жаждой крови. И тогда Рюсен медленно поднял руку. Ту самую, которой собирался разорвать мальчишке горло. Поднял и сжал в кулак, ощущая, как дрожит в этом жесте вся ярость, вся подавленная ярость, накопленная за долгие часы сдерживания. Последние шаги были самыми тяжёлыми. Последний вдох был самым глубоким. И тогда, на грани между жизнью и смертью, между хищником и жертвой, между змеёй и человеком, Рюсен ступил в финальную черту, чувствуя, как его реальность начинает трещать. Шаг. Второй. Пульс в висках забил сильнее. Шаг. Третий. Зрение помутнело, алый свет ШаринганаШаринган
И тогда он увидел его.
Из густой мглы, что окружала его, словно дыхание ночи, появилась фигура. Та же самая, что всегда пряталась где-то в глубинах его души. Его тень. Его второе «я». Но теперь она облеклась в облик его самого. Только более искажённый. Глаза этого двойника горели ядовитым кровавым светом. Из уголков рта стекали чернильные тени, а из тела вырывались змеи, обвивающие его.
— Давай...
Прошипела тварь, голос её был похож на скрежет костей.
— Сделай это. Только один миг... только один рывок, и всё закончится.
Рюсен замер на полпути. Его рука всё ещё была поднята, дрожащая от нерешимости. Пот заливал лоб. Мышцы судорожно сокращались.
— Это так легко... так правильно...
Голос второго «я» ласкал его слух, переплетаясь с собственными мыслями. Он увидел, как в его воображении – рука пронзает горло мальчишки. Как кровь фонтаном бьёт из перерезанных артерий, как последний хрип срывается с юных губ. Как падает это хрупкое тело на холодную землю, рядом с безымянными могилами. Навсегда. Без сожалений. Но в ту же секунду что-то сжалось в груди. Страх. Чистый, животный страх перед собой. Перед тем, во что он превращался. В горле пересохло. Его дыхание стало прерывистым. Грудь стянула тяжесть. В голове начался нестерпимый гул, словно тысячи голосов кричали ему в уши.
— Убей его!
— Убей!!
— Убей!!!
Рюсен пошатнулся на месте, словно смертельно раненный. Перед глазами всё плыло. Чёрные пятна плясали на фоне кроваво-красного неба. Всё его существо трещало от борьбы. Каждый нерв вопил. Каждый мускул сопротивлялся. Он слышал хохот своей проекции, этот мерзкий, язвительный смех, разрывающий сознание на части.
— Жалкий...
Прошипел двойник.
— Трус...
Рюсен заскрипел зубами, сжав кулаки до хруста. Боль раздирала его череп, как будто невидимые клыки вонзались в его мозг, разрывая мысль за мыслью. Он не мог смотреть на Сатору. Он не мог даже думать о нём без того, чтобы не чувствовать жажду крови. И всё же... он опустил руку. Пальцы, готовые вонзиться в плоть мальчишки, бессильно дрожали в воздухе. Шаринган в его глазах затух, словно догорающий факел, превращаясь в обычный алый вытянутый зрачок. Он тяжело вздохнул, втягивая глоток ледяного воздуха, будто выныривая из чёрной бездны. Старые привычки, старые инстинкты, всё, чем его пытались сделать в лаборатории Орочимару – всё восставало против него.
«Нет... Не сейчас. Не здесь.»
Его ноги, будто налитые свинцом, заставили его сделать шаг в сторону. Потом ещё один. Он прошёл мимо Сатору, не глядя на него, едва сдерживая первобытный вой, подступающий к горлу. Каждый шаг давался с огромным усилием, как если бы невидимая рука пыталась вцепиться в его позвоночник, таща обратно. Но он шёл. От Сатору. От себя. Головная боль была нестерпимой. Каждая клетка тела звенела от напряжения. Перед глазами всё ещё плясал багровый туман, густой и липкий, словно кровь. В груди бушевала неутихающая ярость, горевшая ослепительным костром. Он сжал зубы до хруста, не позволяя себе ни шепота, ни стона. Проекция следовала за ним, плетясь на шаг позади.
— Ты предаёшь свою природу...
Бормотал тот же самый мерзкий голос.
— Ты должен был стать большим... А выбрал слабость. Пощаду. Трусость.
Рюсен не отвечал. Он просто шёл. Ноги уносили его прочь от Сатору, всё дальше и дальше, в ночную мглу. Он не видел дороги. Он не чувствовал земли под ногами. Только боль, только разрывающее на части чувство собственного краха. И внутри... внутри всё ещё жила ненависть. К мальчишке. К самому себе. К этому миру, который вновь и вновь требовал от него выбирать между зверем и человеком. Он не победил свою тень. Он лишь отложил неизбежное. И сам знал это. Знал, что в следующий раз, возможно, он уже не остановится. Не сможет. И тогда весь этот мир, весь этот гнилой, лживый, отвратительный мир, захлебнётся в крови. Но сейчас – он ушёл. С оставшейся каплей разума. С остатком воли. Шатаясь, словно смертельно раненый зверь, он скрылся во тьме, унося с собой горечь, ярость и страх. За спиной звучал шёпот исчезающей на задворках подсознания тени:
— В следующий раз... мы убьём его вместе.