Панорама вечернего небосвода раскрашивалась теплыми оттенками заката, напоминая отдельными мазками творение всецело исполнившегося в своем искусстве художника. Каждый причудливый развод на небе, каждый их неопределенный цвет, их симбиоз и плавность градиента в палитре казались делом кисти недоступного к пониманию демиурга, кой с великим умыслом олил красками скучную серость угасающего поднебесья. Методичность шатких шагов вела его сквозь это живописное ваяние, хронически притягивая к себе яркую синеву широко распахнутых глаз, что только усложняло и без того тернистый путь. Сегодня песчаная твердь под ногами казалась на удивление подвижной, и только в твердом плече под левой рукой Дейдара мог найти спасение от ее капризных нападок.

Аспидный туман надоедливо заволакивал мысли в голове, заставляя не в меру расслабленные глаза подрывника иной раз моргать, чтобы сфокусироваться на окресте. Редкая зелень листвы и стертые очертания домов то сливались в единое пятно, то расплывались в кривых линиях, обметанных пятнистыми мазками, танцуя перед взором в причудливом хороводе. Каждый тенистый переулок, проплывавший мимо в легкой, но методичной тряске, вкладывал в мысли блондина подобающую опьяненному разуму идею, что в их недре таятся существа, вышедшие из-под его рук в творческой фантазии. 

— Эй, ты видишь это... Ханзо? — дрожащий палец указал куда-то в сторону, на причуду изогнутых видов дерева, кое в его сознании имело формы искусной глиняной скульптуры, — Это... это ведь настоящее искусство! Взрыв... момент, когда все разлетается вдребезги... Гм-м-м....

Громкие бессвязные речи, что убежденно цеплялись за всякую увиденную форму, не давали покоя ни устам Дейдары, кои впустую тратили свои последние силы, ни его товарищам, в чьи слова бесцеремонно входили плотным клином. Первые фонари вспыхнули в полумраке, и он сразу же обратил на них внимание, хмуро осмотрев гряды ярких пятен и в момент восприняв их за глаза, что с усмешкой наблюдают за его положением. 

— Искусство... это взрыв, мать твою! — блондин поднял свободную руку вверх и едва ли споткнулся на ровном месте, — Каждый миг... каждое мгновение... мы все живем на грани взрыва.

Пустынные улицы нехотя принимали отзвуки заливистого голоса, пугая редких прохожих. Но за громкими словами одурманенного алкоголем почему-то никто не замечал круговерть восторга и безумия, метавшуюся в его глазах. В то время как он сам почти что был «мертв», все вокруг казалось живым, наполненным скрытыми смыслами, которые больше никто не в силах понять и принять.

— Смотри вон там, Ханзо, — ладонь, свисая в весомость длинным языком привольно распахнутого рта, махнула в сторону лавочки, ютящейся под драным навесом, — Это не просто сраная лавочка... это символ... символ затишья перед бурей. Ах, какой тихий вечер перед яркой вспышкой света!

Жар и страсть, игравшие на губах, резко истлели и уступили место недовольному «гм», как только путь круто ушел куда-то в закоулок.

Ввалившись в темноту грязного переулка, Дейдара тихо ухнул от легкого удара спиной о неприятный холод глиняной стены. Затуманенное сознание теряло последние крупицы рассудка: окружение смазалось еще в более неразборчивую кляксу и расплылось в блеклых уличных отсветах фонарей. Но в гуще пестрых красок он, вопреки, с прищуром разглядел чей-то подступивший силуэт, прежде чем явно ощутить на собственной коже хватку сильных пальцев, кои грубо и требовательно легли на щеки и вдавились так, что челюсть разомкнулась сама по себе. Сквозь мутные последствия от выпитого алкоголя разум не смог осознать, к чему ведет прикосновение, но тело на инстинктах принялось брыкаться.

— Эй-эй... каковфа тчорта ты фадумал?! — слова звучали неприкрытой растерянностью, пока глаза в панике забегали по сторонам, пытаясь сфокусироваться на абрисе незнакомца, мелькающего перед носом.

Следующая секунда поспешно заскользила в его горло чем-то изогнутым и упругим, намеренно задевая ротовые ткани. Синева глаз мгновенно разошлась в широко распахнувшихся очах, сжав зрачки до размеров булавочного острия. Тело явнее отреагировало интуицией, вжимаясь в стену позади. Чувство удушья обогнуло горло, словно ошейник, от нехватки воздуха, стеснения в груди и осязания «кома» над языком. Ладони в треморе легли на чужие руки, безрезультатно пытаясь сжать сухожилия в их запястьях, а рты на них лениво впились зубами в кожу до крови.

Тошнота уверенно подступила к горлу неуступчивой волной, и Дейдара застонал, противясь рвотному позыву. Но, желудок уже давно сдался, не сыскав для себя сил упротивиться порыву, сжимаясь в судороге под раскатистую рыготу — предвестника неприятных последствий.

Он рухнул на четвереньки, как только беспощадная хватка соскочила со щек, и круто выгнулся в спине, словно внутри что-то съежилось нестерпимой болью. Руки, дрожащие в бессилии, зарылись пальцами в чумазый песок, дабы не потерять равновесие тела. И следующая волна накатила с такой силой, что творец не успел даже вообразить, что способен так гулко и жалобно стонать. Эти звуки — наполовину крик, наполовину стон — отголоском пронеслись по округе, вынуждая редких прохожих в страхе заглядывать в темные недра переулка.

Желудок последний раз сжался в сильной судороге, словно пытаясь если не вывернуться наизнанку, то выскочить наружу и убежать. И Дейдара склонился еще ниже, ощущая, как горло давит и горит огнем, а в глазах темнеет. Звучит громкий, рвущий тишину рев, и нутро выплескивает из себя на всеобщее обозрение все свое содержимое разноцветным водопадом, неся в мерзкой воде остатки утреннего онигири и все выпитое в баре. Рвота, острая и жгучая, орошает песок под глухой рык, сотрясая выгнувшуюся в конвульсиях спину. Заливистые и рваные звуки походят на вой умирающего зверя. Чувствовал себя блондин на тот момент примерно так же.

Слабость и чувство пустоты в животе, вперемешку с уязвленным самомнением — все, что наконец осталось, когда подрывник замер над терпкой разноцветной лужей.

— Ты... Ты заплатишь за это, придурок, — тихо прохрипел блондин, обтирая губы рукавом и переводя разъяренный взгляд на Ханзо. 

Тяжелый вздох дергает его телеса, и фигура поднимается на ноги, впоследствии прильнув плечом к стене. Едкая желчь последним ожогом скребет по горлу, выбивая крупные слезы из глаз. Разум нес в себе только одну мысль — месть за унижение.

— Ты думаешь, что это смешно? — полуприкрытые глаза, подчеркнутые явной чернотой на нижних веках, взглянули на мужчину исподлобья — Ты мне свои пальцы в рот запихал, ублюдок!

Грудь резко дрогнула, будто рвота заходит на новый круг, но он лишь тихо рыгнул, вытаращив глаза.

— Я... Я... тебя изувечу, ты понял? Ты у меня еще узнаешь, что такое настоящая боль, черт тебя дери!

Голос блондина звучал хриплой сорванной нотой, внятной, но все еще путавшейся в речах. Однако нужно было отдать Ханзо должное: явь перед глазами стала куда более чем просто различимой.

— Помяни мое слово, — он снова обтер губы. — Ты за это еще ответишь.

Мимолетом взглянув на Пакуру, Дейдара развернулся к двоице спиной и побрел по стене к главной улице, осторожно переставляя ноги. Но путь до резиденции все еще имел для него некоторые сложности, а потому он остановился, и его дальняя от стены рука вытянулась в сторону в чуть изогнутом локте, сообщая, что он готов идти дальше, вновь приняв плечо Ханзо как опору.