Скованный безразличным ко всему холодом, Учиха ожидаемо встретил реакцию Карин извечным ледником. Черная бездна его невозмутимых очей, лишенная даже намека на блеск, кой по своей природе обычно выдает собой интерес, мгновенно притянулась к женскому лицу, соприкасаясь сперва с растянутыми в улыбке губами, а затем поднимаясь к щекам, умиленно объятым пальчиками и яркими под ними румянами. Восхищение и восторг от слов, что должны были стать уколом, нежели их приютом, мерно заволакивались отрешенностью неуступчивых глаз, не придавая значения каждой из наблюдаемых эмоций.

Когда девушка отстранилась, охотно поддавшись собственным иллюзиям, брюнет непринужденно оградил себя возложенной на стойку рукой, подчеркивая дистанцию между ними, коя больше впредь не должна нарушиться. Саске не стал обременять себя каким-либо ответом — в том не было ни малейшего смысла. Его высказывания, несущие в себе одну лишь ледяную пустоту, всякий раз оказывали на Узумаки совсем обратный эффект. Каждое хладнокровное слово, заточенное до бритвенной остроты, предназначенное только для того, чтобы прочертить рану и отвратить от себя, напротив, охотно принималось всевозможным благом и привязывало еще сильнее. Иной раз казалось, что ничто не могло изменить ее отношение, и даже если он нанесет ей боль через реальную физическую рану, Карин все равно найдет в том что-то кардинально противоположное. Что-то, что вновь позволит упасть в мираж, кой лишь сильнее заставляет грезить о несбыточных желаниях. Ее поведение всегда отсвечивало чрезмерной заинтересованностью в нем, и только ее одну из бесконечного множества силуэтов, кои точно так же говорили глазами о своей симпатии, он так или иначе замечал вопреки всем своим стараниям.

Он молча смотрел на нее, недвижимо наблюдал за тем, как девушка тонет в собственном самообмане, меж тем вслушиваясь в мужской голос, кой давал довольно размытый ответ на ранее поставленный вопрос. 

В прошлом, когда их стремления по чистой случайности сплелись одной миссией, Кабуто носил на себе клеймо генина, и время с тех пор вряд ли что-то изменило, поскольку даже слухи, кои так или иначе доходили до его ушей, ни разу не взгремели волнением об экзамене. Генин, самый низший из рангов орудия деревни, не имел возможности узнать о деталях чужой миссии намеренно — вероятно, в прозвучавших словах не было лжи. Но, если в суждениях допущена ошибка, и пепельноволосый за полгода успел достичь уровня чуунина, некоторые вопросы в голове только крепли. 

Кабинет в обители Хокаге, изо дня в день ломящийся от жаждущих денег и славы, всегда казался проходным двором, сколько бы раз Саске там не появлялся, но даже там умели держать язык за зубами. Верилось с трудом, что кто-то вообще мог вскользь упомянуть его в разговоре, поскольку он редко переступал порог резиденции и был не менее неприметен, чем сам Якуши, отчего мало кто знал о его существовании и был в нем хотя бы немного заинтересован. По крайней мере, так ему казалось. Но, Учиха не стал заострять внимание на этой небрежной попытке отговориться. Очевидно, он не смог бы выдавить из Кабуто и капли правды, если ее все же сокрыли. Стоило вернуться к первостепенному вопросу и причине, по которой ноги юноши привели его в это невзрачное место, и получить из этой случайной встречи реальную пользу. 

— Достаточно, Карин. — произнес он уже приказным, но при этом намеренно смягченным тоном, всматриваясь в недобрую искру во взгляде Узумаки, предназначенную далеко не ему.

Первое же движение со стороны Кабуто заставило брюнета наскоро скользнуть к нему глазами, искоса проследить за каждым телодвижением, прежде чем сомкнуть веки в ожидании, когда фигура в очках займет намеченное для себя место. Он некоторое время хранил молчание, погрузив глаза в темноту, а после — уже безразлично взглянул на бармена, кой услужливо подносил заказанный напиток, и издал тихое «хм».

— Если ты и правда такой наблюдательный, как говоришь, значит, знаешь, что происходит в Конохе. Как и ты, Карин. — его косой взгляд терпеливо следит за чужим наслаждением в одном легком глотке, — Я хочу знать, почему в деревне усилили охрану.