Ему было невдомек, о каком таком милосердии шла речь. В каждом ее слове, движении, даже эмоции, искрящей озорным блеском на анемичном личике, Забуза видел не больше, чем холодную расчетливость. Расчетливость не порок. А в руках кровожадного орудия, шиноби, пусть и непризнанного деревней, это правило является основополагающей догмой, на коей и зиждется право к существованию в этом неумолимом мире. Но, когда голый расчет прикрывается словами о гуманности — это звучит фальшиво. Смешно.

Момочи не смог сдержать тихий, но краткий и наверняка слышимый чужим ушам смешок. Невозмутимость его лица наперекор размылась на губах легкой ухмылкой, в очередной раз выдаваясь на всеобщее обозрение лишь едва видимыми очертаниями на белых тканях.

Облокотившись спиной о ближайший стенд, небрежно и расслабленно, выжидающе скрестив руки на груди, алчущий крови замер в неподвижности. Маленькие угольки его хмурых глаз только и делали, что копотливо проскальзывали по помещению, неустанно следуя за темной фигурой, словно пытались загнать на единственно верную тропу, что ведет к багряной воде. Косой взгляд ни на миг не отрывался от беловолосой, из раза в раз подмечая то, как ведут себя ее руки, касаясь хладных орудий.

Среди кирийцев, истасканных терпкой кровью и липким флегматизмом, или же глупым стремлением познать человеческое, эта девушка и впрямь была белым пятном. Посреди неотесанных камней, созидающих страдания через чужую смерть без доли сожаления и эмоции, Хозуки озарялась около детским мировоззрением, отравленным «милосердием» к человеческой жизни. Упущенная возможность нанести удар еще в баре — именно этот факт заставлял его думать о незнакомке в подобном ключе, пока та пребывала в неопределенности выбора. Добрая половина обитателей Кири на ее месте наверняка не посторонилась бы выпавшего шанса. Потому что в этой деревне многим известно, как легко сломать себе шею, если заиграешься во «всемогущее милосердие».

— Не перенапрягись от собственных убеждений. — пройдясь оценивающим взглядом по танто, Забуза легонько оттолкнулся спиной от стенда, свешивая руки вниз, — Мне ни к чему тебя пугать. Страх в драке — это саднящая рана, которая только отвлекает.

Чувство страха в бою по своей природе подобно яме — оно проминает сознание безрассудством. Одни заполоняют его самообманом, подавляя усилием воли, другим же это умение неподвластно. А к чувству страха своим коварством примыкает чувство физической и душевной усталости, ибо нигде так не напрягаются все силы существа, как в битве. Все это в совокупности может довести до полного безразличия. Человек тупеет и в этом отупении перестает владеть собой, полностью отдаваясь во власть паники, влекущей за собой ничего, кроме безликой смерти. Момочи не хотел для этой девушки подобной участи, поскольку за эту ночь ему уже довелось придавить одного червя, погрязшего в страхе и слезах, и он не почувствовал при этом ничего.

— И не верти хвостом, мелкая, здесь некому восхищаться твоей детской отвагой. — он краем глаза коснулся паренька за стойкой, безразличного чужой беседе, и направился к выходу в твердой уверенности, что Хозуки последует за ним, — Идем.