Она молча выслушивала масочника, на самом деле его можно было только пожалеть. Девушка посмотрела на стакан с жидкостью, что по ее мнению была не совсем уж и плоха. Не то что бы она входила в категорию любителей выпить чего покрепче, просто знала как работают все эти бары да таверны. 

Интересно а как он тогда ест или пьет? Когда никого нету?

Подобная мысль была вполне логичной, но кажется ее интересовало нечто иное, но только не по делу. Не сказать что данные вопросы вообще не интересовали, просто она не видела смысла все это перемалывать в пустоту.

- И что? Пусть мы и инструменты, что в этом такого? Мне кажется, когда идешь на службу деревне, ты уже знаешь на что идешь, ну и перестаешь задаваться подобными вопросами. 

Она отпила еще немного из стакана, по итогу это самое немного оказалось полным опустошением стакана. После чего она громко отставила уже пустую посудину на стол. 

- Не могу сказать что ты выбрал для этих диалогов самое удобное место.

- Шиноби - инструмент. Ты сама видела, что обычно вне военного времени ниндзя приходится заниматься тем, что мы смогли наблюдать в Саканачи. Ты видела, как уводили того парня - и кто уводил.  И что с ним сделали, - Ханзо говорил холодно, непринуждённо, словно для него это не имело большой значимости, но озвучивать то, что другим было тяжко сформулировать - ему не приносило дискомфорта. 

- Моё селение было разрушено войной. Для меня эта работа была странной по причине того, что медленно и верно вне военного времени шиноби превращаются из воинов, которые созданы для защиты этих земель - в инструмент казни, в ничем не примечательных убийц, которые имеют нужную квалификацию для того, что бы пускать кровь. 

Он поправил плащ, вздохнул. Тем временем принесли яства, которые заказала Пакура. 

- Я понимаю, что озвучивать нечто такое опасно. Как и в целом - говорить о сомнительных вещах. Но никто - не запрещает, пока к тебе не придёт представитель АНБУ вставлять иголки под пальцы, - он откинулся назад, расслабился, посмотрел в сторону, оглянул тех, кто тут сидел. Никого подозрительного? Наоборот - тут все казались шпионами и лазутчиками. - Но с другой стороны для того, кто является лишь наёмником для этой деревни - такие слова могут быть позволительной роскошью. К слову об этом - это также было причиной того, почему я хотел оценить твои силы. Посмотреть на то, чего стоят шиноби этой деревни, и правильную ли судьбу я в итоге выбрал...

Шутку конечно она оценила, едва заметно усмехнувшись. Для тех кто родился тут и рос, это становится дело привычным, так что о подобном вопросы даже не рождаются. Для таких как ее знакомый, все это было непривычно, если особенно прибыли с земель где климат куда получше чем здешний. 

- А что с этим не так? Деревня существует, как и многие другие.

На самом деле она не до конца понимала что он имел ввиду под этим, она не видела причин что бы не существовать, а если и так, то зачем существовали остальные деревни и в чем заключалась их логика?

- Что думаю, говоришь... - Ханзо задумчиво просмотрел окружение, проводя взглядом оранжевой радужки и чёрной склеры. Пугающего цвета глаза казалось рассматривали всё с несравнимым скепсисом. 

- Что думаю, - более утвердительно повторил он наконец сведя взгляд прямо на Пакуре. - Думаю, что у вас тут невероятно жарко в день и слишком холодно ночью, не хватает нормальных купален, а также хотя бы ещё двух времён года.

Конечно это было скорее шуткой, или же издёвкой, но он решил, что это будет подходить ситуации, когда они оба только то и делают, что кидаются язвой. 

- А ещё - я не до конца понимаю мотивацию вашего руководства, а также цели существования шиноби этой деревни, - сказал он уже тише и опустив взгляд и всё также сохраняя каменное спокойствие. 

- Ах да, прости прости.. Запамятовала.

Было непонятно, то сказано с некой издевкой было, или же она действительно успела и позабыть про его исключительную изюминку? Однако у бармена она попросила порцию на одного, раз второй не может. С одной стороны его было жаль, с другой, не пофиг ли? Чужие заботы ее не должны были волновать.

- Итак, что ты думаешь про наше селение?

После возвращения ко временной напарнице, Ханзо зашёл вместе с ней в бар. Он слегка был удивлён тому, как вела себя девушка. Словно ничего и не случилось между ними ранее - и никто никому к горлу кунай не приставлял. В целом, его устраивала такая способность Пакуры отпускать обиду. 

- Интересно, как ты это представляешь, - пальцем постучав по респиратору, Ханзо вздохнул испуская протяжное сопение, что воссоздало было маской, что прикрывала его лицо. - Именно потому я ем и пью в одиночестве. 

Он посчитал, что этого должно хватить для ответа, так что более ничего не добавил в изъяснения для Пакуры. Своим жестом он указал на несколько вещей. Во-первых - он всегда выделяет яд, даже когда не хочет, и во-вторых - он опасен для общества и таких столпотворений, как тут в баре. 

Кажется у Ханзо возникли куда важные делишки, понять это она могла, так как улицы тут далеко не всегда безопасные. Пакура решила обождать его, в это время поглядеть на небо, как то припекало. Конечно им такое уже было привычным делом, и большого напряга те не ощущали. Разобрался тот с всплывшей проблемой куда быстрее чем могло показаться. 

- Да, идем..

После чего она вновь двинулись в сторону бара, а тут уже и идти было совсем нечего. Буквально пару минут обычным шагом, и вот она толкает дверцу, что с легким скрипом приоткрылась, впуская сначала Пакуру, а затем и Ханзо. Взглядом она нашла свободные места лишь у барной стойки, куда собственно и отправилась. К слову тут было много известных ей шиноби, от чего в голове девушки возник вопрос, а почему так, неужели работы не нашлось?

- Вот мы и пришли, ты будешь что-то алкогольное или что хочешь?

Сасори ожидал подобного исхода событий, учитывая что за человек перед ним находился. Как коллега по искусству он не представлял из себя ничего, но как художник с другим мировоззрением, который по своей упертости может походить на осла, Дейдара был "мастером", который упорно продолжал верить в то, что что-то мимолетное можно считать искусством. 

-Задеть мои чувства? Ты лишь можешь подействовать мне на нервы, и в отличии от познания искусства, ты в этом преуспеваешь. Учти, я не собираюсь долго терпеть подобные выходки. Мои куклы не просто созданы для каких-то дурацких представлений, они созданы для нечто большего. После этих слов, Сасори невольно задумался над своими творениями. Пусть он и имеет опыт в создании первоклассных марионеток, все же до идеала они далеки. Простая имитация не может заменить оригинал, или все же может? В любом случае, это был не тот вопрос, которым интересовался юноша. Сасори лишь думал о том, как не потерять больше времени на беседы с человеком, который так сильно заблуждается. 

-Знаешь в чем кукловод и его кукла похожи? Они оба связаны нитями. Но лишь один из них способен управлять другим. Куклы это всего-лишь инструмент, и если обрезать их нити, они не будут способны ни на что. Лишь настоящий кукловод может вдохнуть в них душу, и сделать полезными. Но он всего-лишь человек. Люди меняются, а куклы остаются прежними. Вся суть в их постоянстве, в том, что они способны оставаться такими же. Но лишь кукловод может заставить их двигаться, так что до тех пор пока я могу управлять своими куклами, их красоту не смогут затмить. Сказал Сасори в стиле монолога. Не то, чтобы он хотел что-то донести до Дейдары, все же это было бесполезно. Это был лишь способ напомнить о том, что искусство Сасори более надежное и верное, нежели искусство блондина. Скорее, юноша лишь озвучивал свои собственные мысли, заместо того. чтобы продолжать спорить с Дейдарой. Однако, это могло натолкнуть на более глубокие размышления. Может ли кукловод стать куклой, которая во всей своей постоянности, будет управлять другими куклами? Эта мысль была скорее лишь воображением, об идеальном виде бессмертия-вечной красоте. Но тогда назревал и другой вопрос. Может ли человек стать куклой? Сасори долго размышлял об этом, но он все еще не был уверен в том, что эта идея реальна. Пока, юноша лишь мог смотреть на других людей, и представлять, какие куклы могли бы получиться из них. "Дейдара явно был бы ужасным претендентом".

Он и думать не мог, что в этом месте, где запойные души с каждым глотком добровольно приближают себя к костлявым рукам, произойдет столкновение художественных идеалов, порождая собственным соприкасанием недопонимание, кое в свою очередь высечет в пустоту искру холодного гнева и самоутверждения. Вопреки исходам, Дейдара искренне не пытался придавать своим словам даже малую толику язвительной остроты, коя если не сделала надрез на гордости кукольного искусника, то точно оставила после себя болезненную царапину — первая же его отзвучавшая фраза стала тому подтверждением. Знакомое лицо не обдало не единой эмоциональной трещиной, словно то принадлежало неказистой кукле, нежели человеческому существу, но слова — они заметно полнились едкими расселинами.

В глазах других Дейдара восхищался весьма противоречивым стилем художественного выражения, и ему было известно, что его идеология катастрофически перебивается с понятиями и взглядами приверженцев иного искусства, несведущих в нем как явлении. Отличительная черта его творчества зиждилась на развитом таланте даровать глиняным созданиям «жизнь», оживотворяющем взрывоопасную материю, словно от дремы, кои рождались лишь для того, чтобы впоследствии умереть во благо и являлись не менее прекрасной тропой до подлинного шедевра. С его точки зрения, искусство несет в себе обязанность вдохновлять, взывать к беспримесным эмоциям не только созидателя, но и невольных созерцателей, и его мастерство справлялось с этой задачей, как ничье другое.

Взрыв, колоритный бутон из огня и осколков смерти, хронически тянет из сердец самые неистовые чувства, чего о деревянных конструкциях, движимых одними только ухищрением и обманом, сказать было нельзя. А потому, блондин не смог, даже не пытался, сыскать в себе хотя бы малую каплю сожаления о сказанном. Стремительный индивидуализм Сасори всегда был объединен с его маниакальной ненавистью к настоящему, истинному искусству. Кукловод исповедовал совсем другую философию, которая накрепко переплеталась с его марионетками, придавая тем обманчивую жизнь через неуклюжие движения.

Ухмылка в голубых глазах заметно пульсировала блеском, отвечая на колкость чужих фраз и неведомых мыслей. А на губах еще явственней взыграла кривоватая ухмылка, оголяя толику белизны зубов. Интерпретация Сасори еще со времен академии оборачивалась в нем одними лишь безразличием и пустотой, но скоротечная вспышка света за мгновение до взрыва — вдохновением и напалмом. Интенсивный светоч, рушащий не только все окрест себя, но и идиллию в глазах непосвященных, может быть невыносим... но, эта мимолетная боль, расщепляющая взгляд, перерастает в ощущение чего-то возвышенного — внутри себя и в мире остальном. Отсвет шедевра несет в себе боль только тем, кто оберегает в себе раздолье невежества и глупости.

Тихо чиркая подошвой по дощатому полу, Дейдара легким и уверенным шагом сокращает расстояние, нескрываемо наслаждаясь чужим раздражением улыбкой, которое не нашло своего места на лице, но крепко въелось в слова. Их укол имел все шансы сковырнуть и гордость подрывника, подобно раскаленной обломанной игле, блуждающей по гноящейся ране, овевая болью и страданиями, но он был слишком погружен в эйфорию, уверенный в непревзойденности каждого из своих творений.

— Ой-ёёёёй, — вызывающе протягивает блондин, удерживая на своем лице насмешливую ухмылку, — Я действительно не хотел задеть ваши чувства, господин Сасори. Как ваш коллега по искусству, я всегда уважал вас и ваши кукольные представления, пусть они и откровенно дурацкие.

Юноша слегка склоняет голову набок, позволяя золоту свисающего на лицо локона отойти от левого глаза и открыть язвительному взгляду всю невозмутимость на лице кукловода. Его ладонь осторожно покрывает поясную сумку, под завязку набитую взрывоопасным материалом, коя лишь слегка выбивалась очертаниями на бежевой такни накидки. 

— Моя миссия и впрямь была не из легких. Но для своего проявления искусство требует искать все более и более сложные ситуации, иначе способность его ценить угаснет. Вам, мастеру бездушных деревяшек, вряд ли по силам такое понять. И я правда удивлен, — взгляд наскоро проходится по всей фигуре напротив, прежде чем снова вернуться к человеческой физии, — Что со своим фанатизмом вы и сами до сих пор не стали чьей-нибудь куклой, гм.

Беда никогда не приходит одна. Сначала Сасори пришлось зайти в это "невероятное" заведение, чтобы удовлетворить свои людские потребности, а теперь прям на выходе его встречает давний знакомый, который в своей манере, еще и смеет насмехаться. 

-Это ты Дейдара. А ты как думаешь, что я делаю в этом заведении? Здесь есть еда, и это все что мне было нужно. Но ты прав, это местечко действительно убогое, под стать твоему представлению об искусстве. Сказал Сасори, переводя свой взгляд на Дейдару. Он посмотрел на своего знакомого с большим безразличием. Юноша никак не ожидал встретить Дейдару, но судя по всему, глядя на то что он жив и здоров, он еще не пал жертвой своего так называемого искусства. Однако, судя по его внешнему виду, его прошлое задание было не из простых. Но в любом случае, это не отменяло того, что он продолжал вести себя так вызывающе. В академии, это подействовало бы Сасори на нервы, но поскольку он уже хорошо знает человека стоящего напротив, внимания подобной провокации красноволосый не уделил. 

-Судя по твоему внешнему виду, тебе не слишком хорошо далось твое предыдущее задание. Вновь сказал Сасори. 

"Уязвимость человеческого тела, как примитивно. В этом нет никакой красоты".